Дух, или избранные мысли из душеспасительных поучений. Сердце человеческое
Сердце сокрушенно и смиренно Бог не уничижит. Пс. 50:19.
Да не мыслим, аки бы человеку в смертном сем теле возноситься к Богу, и быть в сладчайшем некотором восторге было дело невозможное. Многие примеры нас в том убеждают. Первоверховный Апостол не в иное время сподобился узреть видение как во время молитвы. Корнилию молящемуся явился Ангел Господень, и именем Вышнего ему известил, яко молитвы его взыдоша пред Бога. Да и сам Спаситель не в иное время облекся славою преображения, как во время молитвы. И бысть, егда молящееся, видение Его ино, и одеяние Его бело блистаяся. Не должны убо и мы лишать себя благие сея надежды.
Но вот еще Евангелие представляет нам случай к зрению Бога. Блажени, говорит оно, чистии сердцем, яко тии Бога узрят. Обыкновенно говорят, что сердце не столь там есть, где оно одушевляет, сколько там, где оно любит. Чистое сердце есть сердце непорочное, ничем себя незазирающее. Будучи оно страстьми не обольщенно, не может ничто столь любить, как верховное благо, в коем нет никакой страсти, ни мрака, ни перемены. Вода, когда есть немутна и светла, мы в ней усматриваем лице свое непорочное. Сердце есть сия чистая вода, в котором является божественное изображение, и в сем светлом зерцале на благочестивую душу взирает Бог так, как и она во нем усматривает Бога.
Чего ради, сердце, прежде, нежели тело, да преклоняет колена свои; сердце прежде, нежели руки, да возносится к Богу; сердце прежде, нежели очи, да точит слезы; сердце прежде, нежели одежда, да раздирается; сердце прежде, нежели язык, да беседует.
Неразумные, в Евангелии поминаемые девы, взяли светильники для горения, но не взяли с собою елея, без коего светильники гореть не могут. Стали мы христианами, но не имеем елея добрых дел, и для того светильник веры нашей угасает. Не чувствуем мы радостного в совести восторга для того, что сладострастиями чувств столь очарованы, что иного удовольствия, кроме мирского и плотского, не только не желаем, но и чтоб было кроме сего другое какое, не понимаем. Не чувствуем мы любви к Богу для того, что к миру сему единственно привязаны, и чтобы было что-нибудь после жизни сей, или для праведных воздаяние, или для злочестивых наказание, нам все то невороятным кажется, или нестоящим нашего о том размышления. Не чувствуем любви к ближнему потому, что чрезмерным самолюбием заражены мы, и никого не любим, кроме самих себя. Не умеем говорить языком истины потому, что сердце развратно. Каков есть подлинник, таков и перевод. Язык есть толкователь сердца. Сердце злобно, потому и язык язвителен. Сердце непостоянно, потому и язык лестен. Сердце завистливо, потому и язык клеветливый. Сердце нечисто, потому и язык скверная слова произносить. Сердце к одним мирским прелестям привязано, потому и язык одно только мирское и суетное говорит, а Божественного и духовного говорить или не хочет, или не знает.
Так ли мы, наследники веры Апостольские, поступать должны?
