Дух, или избранные мысли из душеспасительных поучений. Рай

Дух, или избранные мысли из душеспасительных поучений. Рай

Побеждающему дам ясти от древа животного, еже есть посреде раб Божий! Апок.2:7.

Когда Бог сотворил человека, в тоже самое время насадил и рай во Едем на востоце, и ввел человека в рай сладости, делати его и хранити, то есть, обрабатывать его и трудиться в нем.

По общему всех священных толкователей мнению, рай разумеется быть двоякой: один чувственной, другой мысленной. В чувственном раю была плодоносная земля, произрастали различного рода древа, цветы, зелия, протекали обильные источники. Вот материя к труду, к снисканию пропитания и к занятию сил телесных во упражнении, а чрез то к предохранению от леностного расслабления, следовательно, и к сохранению здравия. Рай мысленный составляют различные истины и ума просвещения. В нем процветают, яко прекраснейшие цветы, различные науки, знания, исследования, испытания, откровения, богомыслия. Вот материя и к душевному труду, чтоб снискать просвещение, а чрез то устроить благонравие, и сохранить, образ Божий в первородной его красоте! И введе Бог человека в рай сладости, делати его, обрабатывать его и трудитися в нем, да и насадил, приметно говорит Писание, и насади Бог рай на востоце, где восходит солнце. Ибо, по Псаломнику, при самом восходе солнечном должен исходит человек на дело свое, и на делание свое до вeчepa.

Подлинно же не можем мы так красоты райские понять, а кольми паче истолковать, как понимают оную блаженные на небеси, удостоившиеся уже самою вещью тех неизреченных благ наслаждаться. Да и если бы мы могли здесь на земли, во теле сем, небесную красоту понимать точно таким образом, как оную понимают ныне блаженные на небеси, то уже бы нам не было нужды чего-нибудь большего желать, был бы уже рай с нами на земли, в число блаженных должны бы мы уже почитаема быть. Ибо где есть совершенное небесных благ понятие, там есть и совершенное оных услаждение; где же есть совершенное благо наслаждение, там есть и рай, там и небесная красота, там есть и Бог, в коем едином заключается вся всех благ красота.

Но увы! Из райских прекрасных чертогов Адама без всякого сожаления немилостивый выгоняет Ангел; из сладчайшего Едема, которой ради Адама насаждено был прегорько извергается; от сладких того сада плодов вкушение возбраняется совсем. Посажден на земли против рая, а уже не в раю, а сам рай так уже неприступным сделался, что его двери окружило страшное Херувимского меча пламя. Понеже как Адам, говорит Святый Григорий Назианзин, прельстившись по диавольской ненависти и женскому подговору, позабыл, (увы моей немощи! прародительская бо немощь, моя немощь), позабыл от Бога, преданную заповедь, и тем горьким вкусом побежден стал; тотчас и от древа жизни и от рая, и от Бога за грех выгоняется, и в кожаные облекается ризы, и тут-то в первые срам свой признает, и от Бога скрывается. Да и мы вместе с Адамом нашлись вне рая, и мы с прародителем на одной и той же голой поселены земле против рая, а не в раю на большее нам мучение. Кто даст главе моей воду и очесем моим источник слез, да плачуся день и нощь? – Прощай, сладчайший мой рай! Я к тому твоею сладостью не буду насыщаться. Прощай, прекрасный Едем, блаженное увеселение, безгрешная утеха, спокойное жилище! Прощайте и вы, которые своим листвием мою прикрывали наготу, райские древа! Аще забуду тебе, раю, забвена буди десница моя; прильпни язык мой гортани моему, аще не предложу рая, яко начало веселия моего. О! трижды и четырежды блажен тот, которого глаза вашу удостоятся созерцать доброту, которого уста сподобятся плод ваш вкусить, а мне более всего мучительно то, что я своего Господа не увижу ходяща по вашим густыням; мне никогда не у слышится глас Бога, ходящего в раю. Я уже теперь на жесткой поселюся земле; я из неплодной земли потом принуждено добывать хлеб: потерял всю прежнюю честь; отнята моя полномочная власть; меня теперь последнее колет терние. Терние из меня точит кровь; большая часть трав сильна последний у меня отнять живот. Я далеко обегаю ползающую змию, и трепещу, чтоб как мою не усякнула пяту, которую прежде, как господин, ногами попирал. Такими-то первый человек, наш праотец Адам, свою оплакивал бедность речами! Таким- то, горькими обливаясь слезами, наполняла воздух рыданием! Ждал соскорбящего, но не утешающего, но не обретал. Так-то и мы, внегда помянути нам рай, не престанем плакать, а в плач припевать сию песнь Господню на земли чуждей: доколе, Господи забудеши мя до конца? Доколе отвращаеши лице Твое от Мене? Доколе положу советы в душе моей, болезни в сердце моем день и нощь? Доколе вознесется враг мой на мя? Призри и услыши мя, Господи Боже мой! даждь нам помощь от скорби, и суетно спасение человеческое. На Тя уповаша отцы наши, уповаша, и избавил ecu их, к Тебе воззваша, и спасошася, на Тя уповаша, и не постыдешася. А когда так теплые проливать будем молитвы, то уже ли щедрый и милостивый, долготерпеливый и многомилостивый Господь презрит? Эда во веки отринет Господь, и не приложит благоволити паки? Или до конца милость свою отсечет? Такая молитва не будет напрасна, пройдет небеса, и какую-нибудь радостную принесет нам весть.

Наверх