Дух, или избранные мысли из душеспасительных поучений. Повреждение нравов
Вси уклонишася вкупе непотребны Быша. Рим.3:12.
Самая употребительная у языческих писателей есть материя, охуждать человеческие нравы. Они в своих сочинениях то и делают, что пересмехают человеческие поступки, обличают непристойные склонности, оплакивают человеческую бедность, негодуют на мира сего непостоянство, вопиют против наглостей и неправд человеческих. Иные из них сказывают, что правда и мир, которые прежде царствовали на земли, потом от несносных беззаконий пресечены на небо. Другой пишет, что уже миновал златой век, а наступил железный, в которой изгнанная правда уступила место неправде и своевольству. Что много? Не стало у Демокрита силы смеятеся сует человеческой, а у Гераклита слез, к оплакиванию бедности человеческого рода. Сколько ни старалась философия cиe исправить повреждение, но не могла. Ибо не только рачители ее нимало не были своими делами лучше других, но и сама она непристойнейшими мнениями наполнена была, обуй бо Бог премудрость мира сего.
Но в большее придем в умиление или паче ужаснемся, когда посмотрим еще на перемену нравов наших. О нетвердости младенческих, тут же и отроческих рассудков и желаний не говорю. Юность свирепствует сладострастием, мужество честолюбием, старость корыстолюбием. В низком состоянии малодушны, в среднем недовольны, в высоком непомерны. В скудости ропщем, в богатстве суетимся, в чести надымаемся, везде себя беспокоим. Невежда суеверствует, полуученый все знает, просвещенный о всем сумнится. Теперь кроток и тих, чрез час пылает гневом и небо с землею мешает; теперь обходителен и приятен и друг, завтра холоден и неприступен и враг. Ныне набожен и благочестив; после, сбросив c себя узду страха Божия, бегает по стремнинам и горам всяких своевольств.
Нравы испортились: как же им и быть не таковым, когда вера в столь малом уважении? Иные дерзостно оную презирают, священнейшие догматы почитают вымыслами или развратные мнения к оной примешивают. Иные суеверствами оную посрамляют, уважая вещи наружные, и сами чрез себя недействительные, обходя внутренние и существенные. Где же средина благочестия, которая бы удалена была и от дерзкого неверия, и от глупого суеврия, которая должна быть основана на истине слова Божия и на просвещенном понятии, а не на самомнительном рассуждении и на толковании невежествующих людей? Когда же сие нравов основание есть столь слабо, то как быть могут нравы добрые? Безверие своевольствует и все страсти и безместности почитает дозволительными, как будто с натурою сходными. Суеврие, одно наблюдая наружности, внутренности не понимает и о ней нерадит и потому тем опаснее падает, чем меньше себя остерегает, и падши, наблюдением. Нравы испортились, как же им и быть не таковым, когда служители Церкве, сии священного веры залога блюстители, не только не в уважении, но едва ли не в пренебрежении и презрении? Может быть, у некоторых едва ли есть человек униженнее, как совершитель божественных таин. Презренный смехотворец развратного зрелища большого от некоторых удостоивается почтений.
Нравы испортились: да и как им не быть таковым, когда премногие везде встречаются примеры развращения? Роскошь своевольствует, безчиние нравов есть неограниченно, да еще и в тех, кои бы должны подавать другим добродетели пример. Меньшие от больших перенимают, да и перенимать иногда против у воли своей должны, ибо могут себя подвергнуть презрению и осмеянию. Сильная разливается река, стремлением коея все восхищается. Како убо быть добрым нравам, когда добродетель презренна, а чрез то и самые добрые люди искушаются, чтобы ей не столь высокую ставить цену?
Все сие рассудив и вообразив, что будто бы и ныне здесь Спаситель предстал, не возопиет ли к таковым Он гневным гласом: о роде неверный и развращенный! Доколе буду с вами, доколе терплю вы?
Но как во Иудеи, между множеством развратных были верою и честностью отличные, так и слово мое не всех оплакивает. Суть истинные Израильтяне, тлением века незараженные, суть таковые, для коих благочестия и добродетели терпит Господь, и других ожидая покаяния и исправления.
И по тому обще все мы должны молить Господа Вседержителя, да подаст нам силу и крепость творити волю Его. Да всадит в сердце наше страх свой святой, и да научит нас боятися судеб Его, яко никому же хощет Он погибнути, но всем спастися, и в разум истины придти.
