Близость богословия Мф. и Иак.
Но из того, что было сказано, вытекает: Мф. возникло в то же время и в той же среде, что и Иак. Его составитель – по древнему преданию, утвердившемуся в Церкви, апостол Матфей, один из Двенадцати – принадлежал к тем руководящим кругам Иерусалимской Церкви, во главе которых стоял Иаков, брат Господень. Между Мф. и Иак., действительно, наблюдаются точки соприкосновения – и притом не только в общих линиях учения, но и частностях. Достаточно указать в Нагорной проповеди (Мф.5–7) запрещение клятвы (Мф.5:33–37), предостережение против забот и собирания сокровищ (Мф.6:19–34) и указание на опасность осуждения (Мф.7:1–5), и сопоставить их с такими местами Иак., как Иак.5:12, 4:13–5:6, 4:11–12 и др. Мы уже имели случай отметить близость учения Иак. с учением евангельским вообще.
Эти наблюдения представляют и чисто исторический интерес. Совпадая с Иак. в понимании христианского благовестия, Мф. позволяет дополнить ту характеристику руководящих кругов Иерусалимской Церкви в шестидесятые годы, которая была предложена выше. Можно с уверенностью сказать, что их настроение отличалось от настроения масс. Бессильные внушить массам своё понимание происходящих событий, они и не шли за ними. И Матфей, и Иаков сознавали, что ветхозаветному религиозному строю пришел конец, хотя и думали, может быть, оба, что с катастрофой иудейства будет связана мировая катастрофа, которая положит начало новому эону. Принципиально конец иудейства пришёл во Христе, и они это знали. Накануне Иудейской войны и Иакову, и Матфею было уже ясно, что правильное решение иудейского вопроса в Церкви было дано ап. Павлом. Мф. показывает, что соблюдение закона, которого они держались, вероятно, до конца, стало для них делом церковной икономии, а не внутренним убеждением. Мы помним, что и Павел из соображений икономии обрезал Тимофея (ср. Деян.16:3) и принял участие в обете четырех иудеохристиан (ср. Деян.21:20–26). Но обетования Ветхого Завета были для них тем основанием, на котором покоилось их христианское упование. Тем сильнее они восставали против тех, которые изменили своему призванию быть хранителями и толкователями священного наследия прошлого. В этом священном наследии возглавителям Иерусалимской Церкви были дороги не только мессианские чаяния, но и нравственное учение. Они чувствовали в нравственном учении свою связь с заповедями Христовыми и с высшими достижениями ветхозаветной праведности в книгах учительных и пророческих. Они тем более сознавали важность нравственного учения, что оно получало своё выражение в жизни Церкви. У них было глубокое сознание Церкви, отвечавшее общехристианскому положению Иерусалима и перевешивавшее напряженность их эсхатологического ожидания. Нравственное учение и церковное сознание и были их вкладом в сокровищницу Христовой Церкви.
