Безвинная жертва злодеев. (Памяти графа Алексея Павловича Игнатьева. Сказано в 9 день по кончине А. П. Игнатьева на панихиде в Монархическом Собрании Москвы, 1906г.)

Безвинная жертва злодеев. (Памяти графа Алексея Павловича Игнатьева. Сказано в 9 день по кончине А. П. Игнатьева на панихиде в Монархическом Собрании Москвы, 1906г.)

Убит прямой и честный русский человек; погиб верный слуга Царя и родины смертью, увы, многих, очень многих мучеников долга; убит рукой юноши, предательски, посреди мирных трудов, в мирном собрании, при исполнении долга гражданина. Таких, как он, жертв крамолы было много. Но в отвратительном преступлении, жертвой которого он пал, справедливо отмечают одну новую черту.

Доселе крамольники уверяли всех, что они вынуждены на убийства и покушения, что они бьют только «насильников», – тех, кто борется с ними казнями, тюрьмами и ссылками; тех, кто борется с ними только силой мысли и слова, они будто бы не трогают, за убеждения противные не казнят, отстаивая для всех свободу мысли и слова.

Но вот, недавно бомбы и револьверные выстрелы направлены были в адмирала Дубасова, человека, удалившегося от дел и уже не страшного для злодеев.

В ответ на недоумения, газеты, прислужницы крамолы, поспешили объявить: «Это месть за подавление московского восстания».

Итак, область революционных убийств распространяется не на одно настоящее, но и на прошлое.

В убийстве графа Игнатьева даже и такое объяснение отпадает... Он убит только за свои убеждения; он убит только за то, что мыслил и жил не по чужой указке из лагеря «освободителей», а по велениям своего разума, по велениям долга и русского чувства; он убит, – что совсем нелепо, – не за настоящее, не за прошлое, а, так сказать, за будущее: в предупреждение его возможного влияния на правительство в сторону господства исконных русских начал, убит, как человек, который в будущем мог стать у власти и быть страшным для революции. Значит, если ты умён, если ты с характером, если на тебя не действуют ни запугивания, ни подкуп в каком-либо виде, – ты в таком случае обречён на смерть.

В поводах к убийству и в оправданиях его недостатка не будет: если ты теперь невиновен пред «освободителями», то вина найдётся в прошлом; но если и в прошлом нет ничего, то вина – в будущем; и будущее ве́домо им в совершенстве...

Так понимается свобода новыми её поклонниками и проповедниками. Вот к чему неизбежно пришло наше «освободительное движение»! Горшего рабства и тягчайшего насилия, под видом свободы, трудно себе и представить.

Юноши-преступники служат новому кровожадному Молоху «освободительного движения» усердными добровольными палачами. Впрочем, они не только палачи: они и обвинители, они же и судьи казнённых! Закон, справедливость и порядок беспристрастного суда должны применяться только к ним: к противникам применяется только смертный приговор, – приговор кучки помешанных на крови героев свободы, всегда гласно или негласно приветствуемый «передовой» печатью. Её представители, освободительные газеты, – это единственные свидетели на суде, – те газеты, которые изо дня в день лгут, клевещут, натравливают убийц на тех или иных нежелательных для революции государственных деятелей.

Немного нужно проницательности, чтобы безошибочно предугадать, кто в данное время такими газетами намечен жертвой и осуждён на казнь: восставать против насилий и казни можно только в том случае, если казни законной властью направляются против бунтовщиков и изменников. Такова двойная мораль «освободительного движения».

Есть ряд деятелей и сановников ничтожных, действительно вредных, заслуживающих гласного обвинения, продавших Россию инородцам, втянувших её в разорительные предприятия. Но это – друзья и союзники «передовой» печати; о них – или похвала, или молчание.

Но есть иные государственные работники, – умные, честные, твёрдые, стойкие, русские по убеждениям. Они-то и подвергаются преследованиям в печати, на них-то и направляются бомбы и выстрелы фанатиков-убийц.

Наблюдается очередь убийствам, – и профессора, поэты с именем научным и литературным, не стыдятся, в угоду революции, заниматься писанием статей, говорящих неприкровенно: «вот кого надо убить»!

Какой-то скрытый Вельзевул, князь тьмы, руководит этой сатанинской армией. Его рука устранила с дороги революции Великого Князя Сергея Александровича, предварительно запятнав сплетнями и клеветой имя этого честного витязя. Его рука убрала с дороги Плеве. По её мановению начиналась газетная травля, всегда неизменно кончавшаяся кровью, против всех остальных мучеников долга, которых мы в каждое наше собрание, как бы в исполнение чередной панихиды, здесь поминали...

Этот Вельзевул натравливал и на графа Игнатьева газеты во всех случаях, когда твёрдое и умное слово покойного могло опровергнуть лукавство, измену, продажность или безумие врагов православной и самодержавной России. Так было после 18 февраля 1905 года; так было во время обсуждения Положения о Государственной Думе 6 августа; было год назад, при новом обсуждении Положения о Государственной Думе с расширением её прав и пересмотром выборного закона... Так было и после роспуска крамольной Думы, когда крамола боялась, как бы покойный граф не стал у власти...

Граф Игнатьев был против Думы в том виде, как она существует. Своё слово о ней он сказал, как честнейший верноподданный; слово его не было услышано, не было исполнено, – и всё-таки он убит. Такова проповедуемая свобода мысли и слова!

Юноши и даже мальчики упиваются газетами; по газетным гнусным сплетням и клеветам они судят государственных деятелей, произносят им смертные приговоры и приводят их в исполнение. Юноши диктуют законы жизни и направляют ход истории великого народа... Они почитают себя безгрешными: что они решили для России, то должно быть исполнено. Несогласным – смерть. Проверки газетных слухов и обвинений нет; по-видимому, всё дело в том, чтобы пролить как можно больше крови, умертвить побольше из лагеря несогласных.

Изверг-убийца графа Игнатьева в тюрьме на допросе указал следующую жертву крамолы, назвав имя престарелого государственного мужа (К.П. Победоносцева), о котором мы положительно за верное знаем, что он более года не бывает ни во дворце, ни в Государственном Совете, удалившись совершенно в частную жизнь. Чем же объяснить этот кровавый приговор, ему произнесённый? Одним: газеты чуть не ежедневно уверяют своих читателей, что этот старец стоит втайне во главе правительства, что он – опора «реакции», задержка «реформ»...; пальцем они показывают на него палачам революции: «вот кого забыли, вот кого ещё надо убить»!

Печать открыто проповедует убийства. Свершится одно убийство – похвала между строк, или красноречивое умолчание о гнусности преступления в той же печати служат наградой преступнику и вдохновляют новых палачей-добровольцев.

Какая страшная ответственность, какая вина перед Богом, пред родиной и историей лежит на совести этих писателей, обмокающих трость осуждения – перо своё не в чернила, а в кровь ими убитых!

Но зло своей гнусностью бьёт, прежде всего, себя. Изо дня в день падает то обаяние, которое «освободительному движению» удалось внушить к себе обманом, обольстительными фразами, лживыми обещаниями, мнимым благородством побуждений и целей. Страшен будет час, когда повязка спадёт с глаз обманутых русских людей, – и страшно будет проклятие народа вдохновителям на погромы, убийства, измены и бунты, и тем, которые, идя на кровавое, мнили себя героями.

А для людей порядка, чести и долга новые и новые убийства слуг Царя и родины не страшны: они не запугают их, не разъединят, а напротив, ещё более скрепят их союз, их единение. На одном венке, возложенном на гроб убитого графа Игнатьева, была надпись: «Сомкнём ряды!» Надпись глубоко знаменательна. В ней – нам призыв к продолжению борьбы, к бодрости и мужеству; в ней звучит уверенность в грядущей победе добра.

«Страха же вашего не убоимся, ниже смутимся; Господа же нашего Того освятим и Той будет нам в страх». Вот наше исповедание пред лицом врагов!

В этих чувствах веры и верности, мужества и преданности любимой родине мы творим ныне поминовение новой безвинной жертвы злодеев, нового мученика, погибшего за святые убеждения честного русского человека, и молим ему покоя в лоне вечной любви Божией! Аминь.

Источник: Полное собрание сочинений протоиерея Иоанна Восторгова : В 5-ти том. - Репр. изд. - Санкт-Петербург : Изд. «Царское Дело», 1995-1998. / Т. 3: Проповеди и поучительные статьи на религиозно-нравственные темы (1906-1908 гг.). - 1995. - 794, VII с. - (Серия «Духовное возрождение Отечества»).

Наверх