Беседа на Вознесение Господа нашего Иисуса Христа. Сказана в храме мучеников в Романезии

И в то время, когда мы совершали память креста, мы совершали праздник вне города; и теперь, когда чтим вознесение Распятого в этот славный и светлый день, мы празднуем опять вне города. Мы делаем это, желая не город унизить, но стараясь почтить мучеников. Дабы эти святые не стали укорять нас и говорить: «мы не удостоились видеть ни одного дня Владыки нашего празднуемым в наших обителях», дабы эти святые не стали укорять нас и говорить: «вот мы пролили за Него кровь свою и сподобились положить за Него головы свои, а не сподобились видеть день праздника Его совершаемым в наших жилищах», для этого мы, оставив город, прибегли к ногам этих святых по случаю настоящего дня, оправдываясь пред ними и за прошедшее время. Если и прежде надлежало прибегать к этим мужественным подвижникам благочестия, когда они лежали под спудом, то тем более нужно делать тоже теперь, когда эти жемчужины лежат особо, когда овцы отделены от волков, когда живые отлучены от мертвых. Для них самих и прежде не было никакого вреда от того, что они находились в общем с еретиками месте погребения, так как чьи души на небесах, тех тела не терпели вреда от такого соседства, чья душа в руке Божией, того останки ничего не терпят от местоположения. Для них самих не было никакого вреда и прежде; но народ у нас терпел не малый вред от местности, прибегая к останкам мучеников, и совершая молитвы с колебанием и сомнением, потому что не знал, где гробницы святых и где лежат истинные сокровища. Здесь происходило тоже, что было бы со стадами овец, которые, стремясь напиться чистых потоков, пришли бы к чистым источникам, но, почувствовав вблизи смрад и зловоние, отступили бы назад; так бывало и с нашею паствою. Народ приходил к чистым источникам мучеников, но чувствуя еретическое зловоние, распространявшееся вблизи, отступал назад. Видя это, мудрый наш пастырь и общий учитель, устраняющий все к назиданию церкви, пламенный любитель и ревнитель мучеников [епископ Флавиан], не мог долее сносить такого зла. Что же он сделал? Посмотрите на мудрость его: мутные и смрадные потоки он засыпал и отвел вниз, а чистые источники мучеников поставил в чистом месте. И заметьте, какое оказал он человеколюбие к мертвым, какую честь мученикам, какое попечение о народе: к мертвым он оказал человеколюбие, не сдвинув костей их, но оставив их на прежнем месте; мученикам воздал честь, освободив их от худого соседства; о народе явил попечение, не попустив ему более совершать молитвы с сомнением.

Посему мы и привели вас сюда, чтобы собрание было торжественнее, зрелище блистательнее, когда собрались не только люди, но и мученики, и не только мученики, но и ангелы. Подлинно, здесь и ангелы присутствуют: сегодня составилось собрание ангелов и мучеников. Если ты хочешь видеть и ангелов и мучеников, то открой очи веры, и увидишь это зрелище; ведь, если воздух наполнен ангелами, то тем более церковь; если церковь, то тем более в настоящий день, когда возносится Владыка их. А что весь воздух наполнен ангелами, послушай, как говорит апостол, увещевая жен иметь покрывало на голове: «должна есть жена власть имети на главе ангел ради» (1 Кор. XI, 10). Также Иаков: «ангел, иже мя избавляет» от юности моей (Быт. XLVIII, 16). И бывшие в доме вместе с апостолами говорили Роде: «ангел его есть» (Деян. XII, 15). И еще Иаков: я видел, говорит, полк ангелов (Быт. XXXII, 2). Почему он видел полк и воинство ангелов на земле? Как царь повелевает войскам находиться в каждом городе, дабы неприятель не сделал нападения и не вторгся в город, так точно и Бог, поелику в этом воздухе находятся свирепые и жестокие бесы, всегда воздвигающие войны, и враги мира, противопоставил им воинства ангелов, чтобы они одним появлением своим укрощали бесов, а нам всегда доставляли мир. А чтобы тебе знать, что есть ангелы мира, послушай, как диаконы всегда произносят в молитвах: «ангела мирна» просим. Видишь ли, что здесь присутствуют и ангелы и мученики? Посему кто жалче тех, которые сегодня отсутствуют? Кто блаженнее нас, которые пришли и наслаждаемся этим торжеством? Впрочем речь об ангелах мы оставим до другого времени, а теперь поведем речь по поводу настоящего праздника.

2. Какой же ныне праздник? Важный и великий, возлюбленные, превосходящий человеческий ум и достойный щедрости устроившего его Бога. Ныне примирение у Бога с родом человеческим, ныне долговременная вражда прекратилась и продолжительная война окончилась, ныне наступил некоторый дивный мир, никогда неожидавшийся прежде. И кто мог надеяться, что Бог намерен был помириться с человеком? Это не потому, чтобы Владыка был не человеколюбив, но потому, что слуга нерадив; не потому, чтобы Господь был жесток, но потому, что раб неблагодарен. Хочешь ли знать, как мы оскорбили сего человеколюбивого, кроткого нашего Владыку? Надлежит знать причину прежней нашей вражды, чтобы ты, увидев нас, врагов и неприятелей, удостоенными чести, подивился человеколюбию Почтившего, чтобы ты не думал, будто перемена произошла от собственных наших заслуг, чтобы ты, познав чрезмерность благодати Его, не переставал постоянно благодарить Его за величие даров. Итак хочешь ли знать, как мы оскорбили нашего Владыку, человеколюбивого, кроткого, благого, устрояющего все для нашего спасения? Он имел в мыслях некогда совершенно истребить род наш и так разгневался на нас, что определил погубить нас с женами и детьми, зверями и скотами и со всею землею. Если желаешь, я тебе дам выслушать самое определение: «потреблю, – говорил Он, – человека, егоже сотворих, от лица земли», и звери и скоты: «зане размыслих яко сотворих» человека (Быт. VI, 6–7). А дабы ты знал, что Он не возненавидел естество наше, но отвращался пороков, Он, сказал: «потреблю человека, егоже сотворих от лица земли», говорит человеку: «время всякаго человека прииде пред Мя» (Быт. VI, 13). Если бы Он ненавидел человека, то не стал бы беседовать с человеком. А теперь видишь, как Он не только не желал совершить то, что угрожал совершить, но еще оправдывался – Господь пред рабом, беседовал с ним, как с равным Себе другом, и объявлял причины предстоявшей гибели, не для того, чтобы человек знал эти причины, но чтобы, сказав о том другим, сделал их более благоразумными. Итак, род наш, как я сказал, так худо вел себя прежде, что находился в опасности – быть истребленным с самой земли. А ныне мы, казавшиеся недостойными земли, вознесены на небеса; мы, недостойные земного владычества, возвысились до горнего царства, взошли выше небес, заняли царский престол, и то же самое естество, от которого херувимы охраняли рай, ныне восседит выше херувимов. Как же совершилось это дивное и великое дело? Как мы оскорбившие Бога, казавшиеся недостойными земли и потерявшие земное владычество, вознеслись на такую высоту? Как окончена война? Как прекратился гнев? Как удивительно то, что мир произошел таким образом, что не люди, несправедливо враждовавшие против Бога, (просили о мире), но Сам Бог, справедливо гневавшийся, увещевал нас. «По Христе убо молим, – говорит апостол, – яко Богу молящу нами» (2 Кор. V, 20). Что это? Он оскорблен и Сам увещевает? Да; Он – Бог и потому увещевает, как человеколюбивый отец.

И смотри, что происходит: посредником делается Сын увещевающего, а не человек, не ангел, не архангел, и никто из рабов. Что же делает посредник? То, что свойственно посреднику. Как там, где какие-либо два человека отвращаются друг от друга и не хотят примириться, кто-нибудь третий, пришедши и предложив себя в посредники между ними, прекращает взаимную их вражду, так сделал и Христос. Бог гневался на нас, мы отвращались от Бога, человеколюбивого Владыки; Христос же, предложив Себя в посредники, примирил то и другое естество. Как же Он предложил Себя в посредники? Он принял на Себя наказание, которое мы должны были понести от Отца, и претерпел следовавшее затем мучение и здешнее поношение. Хочешь ли знать, как Он принял на Себя то и другое? «Христос ны искупил есть от клятвы законныя, быв по нас клятва», – говорит апостол (Гал. III, 13). Видишь ли, как Он принял наказание, угрожавшее свыше? Посмотри, как претерпел Он и поношения, причиняемые на земле. «Поношения поносящих Ти, – говорит псалмопевец, – нападоша на мя» (Псал. LXVIII, 10). Видишь ли, как Он прекратил вражду, как Он не переставал делать и терпеть все и употреблять все меры, пока не привел неприятеля и врага к Самому Богу и не сделал его другом? И основание этих благ – настоящий день, когда Христос, как бы взяв начаток естества нашего, вознес его Владыке. Как бывает с плодоносными полями, когда кто-нибудь, взяв немного колосьев, сделав малый сноп и принесши его Богу, этою малою честью низводит благословение на всю ниву, так поступил и Христос: одною плотью Своею, как начатком, Он низвел благословение на весь род наш. Но почему Он вознес не все естество наше? Потому что не будет начаток, когда кто принесет все; но тогда будет он, когда кто, принесши малое, чрез это малое уготовит благословение на все. Но скажешь, для начатка следовало бы принести первозданного человека, так как начатком называется, то, что первым происходит, первым произрастает. Нет, возлюбленный, это не будет начатком, когда мы принесем первый плод, незрелый и тощий, но – когда принесем плод совершенный. Посему, так как тот плод был подвластен греху, то он и не был принесен, хотя был и первый; а этот плод свободен от греха, и потому он принесен, хотя явился после: это и есть начаток.

3. Дабы тебе убедиться, что начаток есть не первый произрастающий плод, но плод совершенный, прекрасный и достигший надлежащей зрелости, я приведу тебе свидетельство из Писаний: «егда... внидите, – говорил Моисей к народу, – в землю, юже Господь Бог ваш дает вам, и насадите всяко древо снедное, плод его три лета нечист да будет вам, да не снестся: в лето же четвертое будет всяк плод его свят... Господу» (Лев. XIX, 23, 24). Если бы начатком было первое произрастающее, то надлежало бы приносить Господу плод, произраставший в первый год; но здесь говорится: «плод его три лета нечист да будет» тебе, – оставь его, потому что дерево слабо, плод его тощ и незрел; «в лето же четвертое будет свят... Господу». И посмотри на мудрость Законодателя: Он не позволил и вкушать этого плода, дабы человек не принимал его прежде Бога, не позволил и приносить его, дабы не был приносим Господу плод незрелый. Оставь это, говорит Он, потому что это – первые плоды, и не приноси их, потому что они недостойны чести Принимающего. Видишь ли, что начаток есть не первое произрастающее, но совершенное? Это сказано нами о плоти, которую принес Христос. Итак, Он принес Отцу начаток нашего естества; а Отец оказал такое почтение к этому дару, как по достоинству Принесшего, так и по чистоте принесенного, что принял его собственными руками, поместил дар подле Себя и сказал: «седи одесную Мене» (Псал. CIX, 1). К какому естеству Бог сказал: «седи одесную Мене»? К тому, которое выслушало: «земля еси, и в землю отидеши» (Быт. III, 19). Не довольно ли было для него возвыситься над небесами? Не довольно ли было стать вместе с ангелами? Не была ли неизреченною и эта честь? Но оно превзошло ангелов, прошло мимо архангелов, превзошло херувимов, вознеслось выше серафимов, миновало начальства, и остановилось не прежде, как достигши престола Владыки. Видишь ли это пространство от неба до земли? Или – лучше – начнем с низу: видишь ли, какое расстояние от ада до земли, также от земли до неба, потом от неба до неба горнего, а от этого до ангелов, до архангелов, до вышних сил, до самого престола царского? Выше всего этого расстояния и этой высоты Он вознес наше естество. Смотри, как низко (человек) находился и как высоко вознесен; невозможно было ни сойти ниже того, куда нисшел человек, ни вознестись выше того, куда вознес его Христос. Это выражая, Павел говорил: «сшедый, Той есть и возшедый». Куда Он нисходил? «В долнейшыя страны земли»; а восшел «превыше всех небес» (Еф. IV, 9–10). Заметь, кто восшел, или какое естество, или в каком состоянии оно было прежде. Я с охотою останавливаюсь на ничтожестве нашего рода, чтобы познать чрезвычайную честь, дарованную нам человеколюбием Владыки. Мы были землею и прахом, но это еще не вина, потому что это – немощь природы. Мы сделались несмысленнее бессловесных животных, потому что человек «приложися скотом несмысленным и уподобися им» (Псал. XLVIII, 21). А уподобиться бессмысленным значит сделаться хуже безмысленных, потому что быть бессмысленным по природе и оставаться в бессмыслии, это – дело естественное, а ниспасть в безумие тем, которые почтены разумом, это – вина воли. Посему, когда ты слышишь: «уподобися скотом несмысленным», то не думай, что псалмопевец сказал это, желая представить людей равными бессмысленным животным: он сказал это, желая показать, что они и хуже животных. Подлинно, мы были хуже и бесчувственнее бессловесных, не потому только, что ниспали так, будучи людьми, но и потому, что дошли до еще большего неразумия. Выражая это, Исаия говорил: «позна вол стяжавшаго и, и осел ясли господина своего: Израиль же Мене не позна» (Ис. I, 3). Впрочем не будем стыдиться прежнего: «идеже бо умножися грех, преизбыточествова благодать» (Рим. V, 20). Видишь, как мы были бессмысленнее скотов; хочешь ли видеть, как мы были бессмысленнее и птиц? «Горлица и ластовица сельная, врабие сохраниша времена входов своих: людие же мои сии не познаша судеб Господних» (Иер. VIII, 7). Вот мы бессмысленнее и ослов, и волов, и птиц, горлицы и ласточки. Хочешь ли узнать и другое бессмыслие наше? Премудрый делает нас учениками муравьев: так мы потеряли естественный смысл! «Иди, – говорит он, – ко мравию... и поревнуй видев пути его» (Притч. VI, 6). Мы, сотворенные по образу Божию, сделались учениками муравьев; но виною этого не Творец, а мы, не сохранившие образа Его. Что я говорю о муравьях? Мы были бесчувственнее камней. Хочешь ли, я приведу свидетельство и на это? «Слышите, горы, суд Господень, и дебри основания земли, яко суд Господень к людем Его» (Мих. VI, 2). Ты судишься с людьми, а призываешь основания земли? Да, говорит Он, потому что люди бесчувственнее оснований земли. Какой же еще станешь ты требовать крайности порока, когда мы бесчувственнее ослов, бессмысленнее волов, неразумнее ласточки и горлицы, глупее муравьев, бесчувственнее камней, и даже оказываемся равными змиям? «Ярость их, – сказано, – по подобию змиину» (Псал. LVII, 5); «яд аспидов под устнами их» (Пс. CXXXIX, 3). Но нужно ли говорить о бесчувственности бессловесных, когда мы, оказывается, именуемся чадами самого дьявола? «Вы, – говорит, – отца вашего диавола есте» (Иоан. VIII, 44).

4. И однако мы, бесчувственные, неразумные, бессмысленные, бывшие бесчувственнее камней, ниже всех, бесчестные и презреннейшие, – как мне сказать, как выразиться, как произнести это слово? – презренное естество, безумнейшее всех, ныне стало выше всех. Ныне ангелы получили то, чего давно желали; ныне архангелы узрели то, чего давно жаждали: узрели наше естество блистающим на престоле царском, сияющим славою и красотою бессмертною. Да, этого давно желали ангелы, этого давно жаждали архангелы. Хотя наша честь и превзошла их (честь), однако они радуются нашим благам; равно и тогда, когда мы несли наказание, они скорбели; херувимы, хотя охраняли рай, тем не менее скорбели. И как слуга, взяв сослужителя своего под стражу по приказанию господина, хотя и стережет сослужителя своего, однако, из сострадания к этому сослужителю, скорбит о случившемся с ним, – так и херувимы, хотя и приняли рай для хранения, однако скорбели на этой страже. А чтобы тебе убедиться, что они действительно скорбели, я объясню тебе это примером людей. Когда ты видишь, что люди сострадают своим сослужителям, то после того уже не сомневайся о херувимах, потому что эти силы гораздо любвеобильнее людей. А кто из праведников не скорбел о людях, которые были наказываемы справедливо и после бесчисленных грехов? Удивительно, что они скорбели, зная грехи людей и видя, что они оскорбили Владыку. Так Моисей, после идолослужения евреев, говорил: «аще убо оставиши им грех их, остави: аще же ни, изглади мя из книги Твоея, в нюже вписал еси» (Исх. XXXII, 32). Что это? Ты видишь нечестие и скорбишь о наказуемых? Потому я и скорблю, говорит он, что они наказываются и подали причины к справедливому наказанию. А Иезекииль, увидев ангела, поражающего народ, с великим воплем и стенанием возгласил: «о, люте мне... Господи! еда потребляеши Ты останки Израилевы» (Иез. IX, 8)? И Иеремия: «накажи нас, Господи, обаче в суде, а не в ярости, да не умаленых нас сотвориши» (Иер. X, 24). Если же Моисей, Иезекииль и Иеремия скорбели, то ужели силы небесные нисколько не состраждут нам в наших бедствиях? Может ли это быть? Что они наше считают за свое, вспомни, какую радость изъявили они, когда увидели, что Владыка примирился с нами. Если бы они не скорбели прежде, то не возрадовались бы после. А что они радовались, видно из слов Христовых: «яко тако радость будет на небеси о едином грешнице кающемся» (Лк. XV, 7). Если же ангелы, видя одного обращающегося грешника, радуются, то как им не испытывать величайшего удовольствия, видя ныне все естество, в начатке его, вознесенным на небо? Выслушай и еще, как радуются вышние сонмы о нашем примирении (с Богом). Когда Господь наш родился по плоти, то они, увидев, что Он примирился с людьми, – а если бы Он не примирился, то и не снизошел бы настолько, – увидев это, они составили хор на земле и восклицали, говоря: «слава в вышних Богу, и на земли мир, во человецех благоволение» (Лк. II, 14). Дабы тебе убедиться, что они потому прославляют Бога, что земля получила блага, они присовокупили и причину: «на земли мир», говорят они, «во человецех благоволение», враждебных, неблагодарных. Видишь, как они прославляют Бога за чужие блага, или – лучше – за свои, потому что наши блага они считают своими. Хочешь ли знать, что и ожидая увидеть Его возносящимся, они радовались и восхищались? Послушай Христа, Который говорит, что они восходили и нисходили непрестанно; а это свойственно желающим видеть дивное зрелище. Откуда же известно, что они восходили и нисходили? Послушай Самого Христа, Который говорит: «отселе узрите небо отверсто и ангелы Божия восходящыя и нисходящыя над Сына человеческаго» (Ин. I, 51). Таково свойство любящих: они даже не ожидают времени, но предупреждают срок своею радостью. Посему они нисходят, стремясь увидеть необычайное и дивное то зрелище, – человека, явившегося на небе. Посему всегда являлись ангелы, – и когда Он родился, и когда воскрес, и ныне, когда возносился. «И се, – сказано, – мужа два стаста... во одежди беле», самым видом своим обнаруживая радость, «яже и рекоста» ученикам: «мужие галилейстии, что стоите..? Сей Иисус, вознесыйся от вас на небо, такожде приидет, имже образом видесте Его идуща на небо» (Деян. I, 10–11).

5. Здесь слушайте меня со вниманием. Для чего ангелы говорят это? Разве, ученики не имели глаз? Разве они не видели события? Не сказал ли евангелист, что «зрящым им взятся» (Деян. I, 9)? Почему же предстали ангелы, научая их, что Христос вознесся на небо? По двум причинам: во-первых, потому что разлука со Христом всегда печалила учеников; а что она печалила их, послушай, что Он говорил им: «никтоже от вас вопрошает Мене: камо идеши? Но яко сия глаголах вам, скорби исполних сердца ваша» (Иоан. XVI, 5–6). Если мы не можем (равнодушно) переносить разлуку с друзьями и родственниками нашими, то ученики, видя Спасителя, наставника, попечителя, человеколюбивого, кроткого, благого, разлучающимся с ними, могли ли не печалиться, могли ли не скорбеть? Посему и предстал ангел, утешая их в скорби об отшествии Господа вестью о втором Его пришествии: «сей Иисус, вознесыйся от вас на небо, такожде приидет» (Деян. I, 11). Вы впали в скорбь, говорит он, что Христос вознесся? Не скорбите: Он опять придет. Дабы они не сделали того же, что сделал Елисей, который, увидев учителя своего взятым на небо, «растерза... ризы своя» (4 Цар. II, 12), – так как никто не предстал ему и не говорил, что Илия придет опять, – дабы и они не сделали того же, для этого предстали ангелы, утешая их в печали. Вот одна причина явления ангелов. Не менее важна и другая причина, по которой ангел и присовокупил: «вознесыйся». Какая же это причина? Христос вознесся «на небо». Велико расстояние между землею и небом, и сила зрения не могла следить за телом, возносившимся до небес, но как птица, летящая в высоту, чем более возвышается, тем более скрывается от нашего взора, так точно и тело Христово, чем более восходило в высоту, тем более скрывалось, так как глаза по слабости своей, не могли следить за ним на столь великом расстоянии. Посему предстали ангелы, возвещая восшествие Его на небо, дабы ученики не подумали, что Христос восшел «яко на небо» (4 Цар. 2:1), подобно Илие, но – что Он вознесся на самое небо. Потому и сказано: «вознесыйся от вас на небо», – и это прибавлено не напрасно. Илия взят был «яко на небо», потому что он был раб; Иисус же вознесся «на небо», потому что Он – Владыка; тот – на колеснице огненной, а этот – на облаке. Когда нужно было призвать раба, послана была колесница; а когда – Сына, то – престол царский, и не просто престол царский, но Отеческий. Об Отце говорит Исаия: «се, Господь седит на облаце легце» (Ис. XIX, 1). Посему, так как Отец «седит на облаце», то и Сыну Он послал облако. Илия при восхождении ниспустил милость на Елисея; а Иисус, восшедши, ниспослал дары на учеников, делающие не одного пророка, но множество Елисеев, или лучше сказать, гораздо больших и славнейших его. Востанем же, возлюбленные, и устремим взоры наши ко второму пришествию Христову. Павел говорит: «Сам Господь в повелении, во гласе архангелове... снидет с небесе, и... мы, живущии оставшии... восхищени будем на облацех в сретение Господне на воздусе» (1 Сол. IV, 16–17), но не все. А что мы не все будем восхищены, но одни останутся, а другие будут восхищены, об этом послушай, как говорит Христос: «тогда будете две вкупе мелюще в жерновах: едина поемлется, и едина оставляется: будета два на одре едином: един поемлется, а другий оставляется» (Лк. XVII, 34–35; Мф. XXIV, 40–41). Что значит эта притча? Что значит эта сокровенная тайна? Жернов означает всех, живущих в бедности и скорбях; а одр и успокоение означает всех, наслаждающихся богатством и почестями. Господь, желая показать, что и из бедных спасаются и погибают, сказал, что из мелющих жерновами «едина поемлется, и едина оставляется», и из лежащих на одре, «един поемлется, а другий оставляется». Он выражает то, что грешники оставляются здесь и ожидают наказания, а праведники подъемлются на облака. Как при вшествии царя в город, облеченные саном и властью и имеющие великое дерзновение пред царем выходят из города на встречу к нему, а преступники и осужденные остаются под стражею внутри города, ожидая царского приговора, – так и во время пришествия Господа, имеющие дерзновение пред Ним сретят Его на воздухе, а виновные и сознающие за собою множество грехов будут здесь ожидать Судию. Тогда и мы «восхищени будем». Сказав: «мы», я не включаю себя самого в число восхищаемых; я не столь бесчувствен и неразумен, чтобы не сознавать собственных грехов. Если бы я не опасался возмутить радость настоящего праздника, то горько восплакал бы, вспомнив это изречение, потому что вспомнил и о собственных грехах. Но так как я не хочу нарушать веселия настоящего праздника, то здесь окончу речь, оставив в вас живое памятование о том дне, чтобы ни богатый не радовался о богатстве своем, ни бедный не считал себя несчастным по причине бедности своей, но каждый поступал так или иначе, смотря по тому, что сознает он за собою. Ни богатство не делает блаженным, ни бедность – несчастным; но кто удостоится «восхищения» на облаках, тот блажен и преблажен, хотя бы он был беднее всех; равно как и лишившийся того несчастен и пренесчастен, хотя бы он был богаче всех. Говорю это для того, чтобы мы, пребывающие во грехах, оплакивали самих себя, а все, живущие в добрых подвигах, ободрялись, и не только ободрялись, но имели твердую уверенность. Впрочем и первые должны не только плакать, но и исправлять себя, так как и порочный может, оставив пороки, обратиться к добродетели и сравниться с теми, которые от начала провождали добродетельную жизнь: об этом и мы будем стараться. Те, которые сознают себя добродетельными, пусть пребывают в благочестии, постоянно умножая это благое приобретение и увеличивая прежнее дерзновение; а не имеющие дерзновения и сознающие за собою много грехов, будем исправляться, дабы и нам достигнуть до их дерзновения, и всем вместе и единодушно с подобающею славою встретить Царя ангелов и сподобиться блаженной радости во Христе Иисусе, Господе нашем, Которому слава и держава с Отцом и Святым Духом, ныне и присно и во веки веков. Аминь.