78 (из "Амфилохий"). Недоумения и разрешения из полемических и догматических священных вопросов «Второго слова о Сыне» Григория Богослова

Я не счел бы достойным искать научиться смыслу отеческих слов для того, кого время и трудолюбие применительно к логическим подходам и занятия священными речениями делают для других учителем многих хороших вещей. Впрочем, поскольку ты, как любящие отцов дети, которые хотя сами точно видят, как нужно поступать, однако, желая опереться на отеческие советы, обращаются к родителям, так же, хотя и сам вполне способен разрешить возникающие логические сомнения, рассудил, тем не менее, обратиться к нашему мнению, я решил не обижать того, кто любит отца, и ничуть не меньше избрал почтить любовь к детям. Поэтому отступили и тяготы нынешнего времени, и отсутствие скорописцев, поскольку просьба вынудила действовать им наперекор.

Смысл предложенного тобой вопроса ясен и, думаю, не требует никакого толкования, а сплетение слов имеет нечто запутанное и нуждающееся в разборе для разрешения. Ибо применительно к Вочеловечившемуся Слову можно было бы сказать и «Бог», и «Отец», но в собственном смысле Отец Слова, а Бог воспринятого, как и Бог Слова не в собственном смысле, и Отец воспринятого не в собственном смысле. Так что оказывается, что об Отце и Боге говорится как в собственном, так и в несобственном значении, в собственном, когда «Отец» сочетается со Словом, а «Бог» с воспринятым, и, наоборот, в несобственном – когда «Бог» относится к Слову, а «Отец» – к воспринятому. Вот таков смысл, и, как видишь, он не представляет ничего не ясного.

Но как же разрешить сплетение речи? Если мы примем, что в высказывании «так что одно в собственном смысле об обоих» ни «Бог», ни «Отец» не сказываются по частям об одном из подлежащих, ни об обоих, но и то, и другое о том и другом подлежащем, причем «Отец» относится к Слову, а «Бог» к воспринятому; точно так же и «не в собственном смысле» принимается не как какое-то одно из сказуемых о каком-то одном из подлежащих, ни об обоих сразу, но оба к тому и другому подлежащему, но в порядке обращения по отношению к тому, что говорилось бы в собственном смысле: ведь когда говорится, что Бог есть Бог Слова, а Отец воспринятого, это предполагает несобственное значение.

Похоже, что «в собственном» и «не в собственном» смысле противоположно тому, как мы пользуемся этими выражениями применительно к нам. Ибо в неизреченном схождении Слова и плоти «Отец» в собственном смысле сказывается о Слове, а «Бог» – не в собственном; а применительно нашей природе наоборот, «Бог» в собственном, не в собственном же «Отец», и это то, о чем ты спросил, значение «чем», которое указывает не на разделение и не на что-то другое, на что свойственно делиться, но принимает разъяснительный характер и используется вместо «нежели». Высказывание могло бы быть перестроено более ясно, если бы кто-нибудь захотел [его] пересказать и выразиться так: «так что одно, принимаемое от одной из пар в собственном смысле, а другое – от второй не в собственном смысле, противоположно тому, как это применяется к нам». Ибо «в собственном» и «не в собственном» состоит из такого-то соединения сказуемых и подлежащих, а оттуда взяв и то, и другое в собственном смысле и в несобственном как подразумеваемое (ибо этот муж умозрения любил краткость больше, чем кто-либо другой) и, отсылая ум слушателей к получающимся из этого парам, продолжил: «противоположно тому, как это применяется к нам»: ведь видно, что смысл выражения «противоположно тому, как это применяется к нам» охватывает оба сочетания, образующиеся из сказанного в собственном и несобственном смысле. А этот отрезок речи предназначен научить, что ничто не мешает говорить о Слове и в собственном, и в несобственном смысле, потому что и применительно к нам, хотя и с обратным значением усматривается и то, и другое: ведь там «Бог» не в собственном смысле, но «Отец», а здесь не «Отец» в собственном смысле, но «Бог».

Сказанное будет яснее из чертежа, если в первый ряд поставить «Отец» и «Бог», а ниже под «Отец» – «Слово», под «Бог» же – «воспринятое», и провести параллельные линии, связующие Отца со Словом и Бога с воспринятым, но и начертить другие прямые линии, связующие начало каждой из параллельных линий с концом другой и образующих между собой перекрестье, причем каждая занимает диагональное положение к каждой из параллельных. Ибо отсюда ясно, что, согласно параллельному положению прямых, Отец Слова и Бог воспринятого окажется называемым Богом в собственном смысле, а по соединению через перекрестье Бог будет не в собственном смысле именоваться Богом Слова и Отцом воспринятого. Если же взять одну линию из параллельных и одну из диагональных линий, причем в каждой паре, то ты увидишь, как из обеих возникает высказывание, как в собственном смысле, так и в несобственном: ведь Отец Слова в собственном смысле, а Бог – не в собственном, и опять-таки, Отец воспринятого в несобственном смысле, а Бог – в собственном.

Итак, поскольку в удвоении усматриваются четыре пары, одна параллелей, другая перекрестных, и двух остальных, каждая из которых образуется одной из диагоналей и одной из параллельных друг другу, очевидно, что «противоположно тому, как это применяется к нам» относится к каждой из двух последних: ибо в них «Отец», связуемый со Словом и с воспринятым, со Словом сочетается в собственном смысле, а с воспринятым не в собственном, и точно так же «Бог» объявляется Богом воспринятого в собственном смысле, а Слова – не в собственном. Стало быть, когда мы рассматриваем это таким образом, оказывается, что одно в паре в собственном смысле, а другое – не в собственном, и притом не единообразно, но в двойном соотношении и сочетании. И ясно, что в каждой из пар и то, и другое из сказанного в собственном и несобственном смысле «противоположно тому, как это применяется к нам»: и поскольку имена, я имею в виду «Бог» и «Отец», привязаны в собственным смысле усвоением, ничуть же не меньше привязаны сочетанием не в собственном смысле, а если хочешь, и потому что и применительно к одной и той же Ипостаси, хоть и не одинаковым образом, это стало для еретиков предлогом защищать под маской свое нечестие, когда они крадут «в собственном» и «не в собственном смысле» и предлагают ворованное, как хотят, «Отец» и «Бог» для каждой из соединенных по ипостаси природ для обоснования своего богохульства. Но слово философского умозрения излагает об этом столько.

Насчет же «ныне я лгу» и дальнейшего, думаю, ты вспомнишь не позже, чем история будет рассказана. Ведь когда-то давно при диалектических упражнениях, когда я объяснял методы топики слушателям, среди которых ты и сам был не первым встречным, но одним из самых рьяных в беседе, было проведено достаточное рассуждение по этому вопросу, которое и было издано для тех, кто хотел иметь его записанным; и нужно тебе, поискав его и найдя, возобновить в памяти, если что от тебя укрылось из предложенного сомнения. Впрочем, и сейчас, полагаю, не излишне и не честолюбиво будет сказать ради тебя как бы в виде образца.

Великолепно богословствовавший о Божественном Григорий, поскольку сторонники Евномия думали делать предметом охоты и преследовать, словно какую-то обычную вещь, постижение непостижимых с помощью логической ловкости и осмеливались через отрицательный вопрос, как они полагали, ставить совечное Слово Отца в один ряд с тем, что возникло позже, так вот, божественный Григорий позволяет вопросительному слову проходить через отрицание – хотя это было не так, но обе части противопоставления выражались утвердительно, хотя одно из высказываний имело облик простого, а другое переносного – тем не менее, оставив это без внимания, чтобы не показалось, будто он словесным искусством не дает этим высказыванием хвалиться доступом к Богу и богословию, он направляет осадные машины истины против самой их цитадели и, опираясь на очевидность вещей скорее, чем на словесные возражения, взывает: «Не обязательно, о мудрейшие, ваше прибежище, отрицание требует согласиться с одной из двух посылок, из-за чего дерзость ваша против благочестия кажется неодолимой, и разделение их небеспристрастно». И, возразив так, он приводит в пример «ныне я лгу» и: «а ты присутствовал при своем рождении?» и тому подобное, показывая, что не обязательно есть необходимость соглашаться с одной из частей противопоставления, но иногда возможно, как в предложенных случаях, отрицать и отметать обе и искать другое, третье, в котором усматривается выявляющаяся истина.

И если бы Богослов пользовался языком ремесла, он мог бы разделить, какие из противопоставлений содержат различение истинного и ложного, а какие нет; поскольку же его целью было богословствовать, а не красоваться искусством и обличать еретиков, а не наставлять знакомых в том, что справляют диалектические обряды, то он справедливо удовольствовался тем, чтобы примерами разоблачить впавших в дерзость, гораздо более тяжкую, чем суеверие – словесным искусством описывать природу Бога, и чтобы показать, что их пресловутый инструмент противопоставления даже не имеет неодолимой силы всякий раз применительно к любым вещам, а не то, что выступает средством суждения о сверхъестественной сущности и превышающем слово величии.

Многие из выражений, сохраняя вид противопоставления, употребляются уже не таким же образом в качестве разделения. Например, если кто-нибудь спросит о живом человеке: «Он восстанет от смерти или не восстанет?» Ибо здравый смысл не позволяет принять ни то ни другое, хотя данное построение речи, как кажется, имеет и нечто большее в свое подтверждение: ведь отрицательная частица сочетается с глагольным сказуемым, а не переходит на подлежащее. Таковы и [вопросы]: «На человеческих ногах еще растут львиные когти или не растут?»; «Но несущийся бегом уже к концу соревнования положил ли на нем начало бегу или вообще не начинал?». Как такое измышление речи различает истину от лжи? «А огонь, увлажняя и охлаждая тела, проявляет такое действие по природе или не по природе?» Ясно же, что это, так же как и предлагаемая еретическая выдумка, содержит искаженное построение вопроса. [Вопрос] же: «Когда человек несется над землей, он прекращает движение по воздуху или не прекращает?» – свободен от упомянутой вины, но не меньше переменяет и искажает образ собственно противопоставления. «А время, текущее подобно водным потокам, прекратит течь или не прекратит?» Ясно, что и это плетение словес, подражая предыдущему, произведено таким же злопыхательством. А если хочешь, то и: «Бестелесная природа, приходя в телесное образование, приняла сочетание из вещества и вида или ни из того, ни из другого?» Если из вещества и вида, то, как бестелесна? А если ни из того, ни из другого, то, как пришла в телесное образование? Опять-таки: «Движение происходит в движении или не в движении?» Если в движении, то какое, в каком и каково их отличие друг от друга? И как то [движение] тоже не в движении? И появляется бесконечность: а если не в движении, как неподвижность охватит движение, и либо покой, сочетаясь с движением, не станет сам двигаться или движение не придет в неподвижность вместе с покоем? «Все творение, будучи выше созидания, было ли произведено неким действием или вообще не познается произведенным?» Ведь если оно не произведено, то почему его вообще называть творением? А если произведено, то почему говорится, что оно выше созидания?

И сколько подобного вздора и пустословия крутится вокруг фигуры противопоставления? И какой требует расчистки? Сколько нужно внести недостающего? Сколько убрать лишнего? Сколько тонкой настройки? Ничему из этого не возможно даже близко прикоснуться к той блаженной и пречистой природе, но всё это очень далеко, дальше, чем созидательная природа отстоит от земнородных изделий. Если же применительно к вещественному фигуре противопоставления не доверяется решать суд между истиной и ложью, если не будет привлечено много другого, что уточняло бы, подтверждало и совершенствовало бы способность суждения, то где уж ухищрению противопоставления будет уместно брать на себя власть и достоинство судить о [природе] Божественной и превышающей слово и не допускающей исследования со стороны человеческих помышлений?

И рассмотри, если хочешь, поближе сказанное. «Бог произвел вечность, которая была или которой не было? И она существует или не существует?» Если была, то разве не всуе? Разве не вздорно произведение? Если же не было, то где то, что существует вечно? И если не существует, то, как и откуда вечность вообще среди сущих? А если существует, откуда у него будет бесконечность и беспредельность? Хочешь еще ближе разглядеть нелепость? «Отец стал Отцом, существуя или не существуя?» Если существуя, то у Него одно было раньше, а другое прибыло позже: и как изменилось неизменяемое? Если же не существуя, то суть перемены ничуть не меньше отменяет неизменность и еще больше восстает против вечного существования. Но всё это болтовня, всё – плоды первого еретического посева. Ладно.

Но, может быть, выступит другое некое еретическое рассуждение и, снимая с себя вину в переносе, которым подделывалось противопоставление, исхитрится поставить вопрос как-нибудь так: «Отец родил Сына существующего или существующего не родил?» – и потребует ответить одной из частей противопоставления. Но и такое убежище, как показано из приведенных примеров, предоставляет гнилое и оскорбительное для справедливости укрытие, и ничто не мешает, и сейчас высказать опровержение прямолинейно и кратко. Итак, «существующего не родил» делится на два понимания: и одно просто ведет к тому, что «не родил», не привлекая ничего, что должно быть с этим связано, а другое влечет следствие. Ведь тот, кто складно строит речь, избегая всякого суесловия, скажет, что рожденный имеет существование, одновременное с рождением. Итак, еретическое слово, первой посылкой мороча голову простецам, убеждает бежать и не обращаться ко второму смыслу, подходящему этому рассуждению. Ведь если кто-нибудь обопрется на него умом, то, как видишь, даст очень легкий и православный ответ: ведь что трудного, что непонятного сказать: «существующего не родил», потому что рождение одновременно с существованием? И как это согласуется с ересью, точнее, как это ей не противоборствует? Чего здесь не хватает для благочестия?

Если же понадобится спуститься к более низменному рассуждению, то оттуда [можно] взяться за умозрение, еще больше устремленное к возвышенному. Например: «Рожденное утратило вечность или не утратило?» Ведь просто ответить «утратило» не преградит для софиста путь к злопыхательству: ибо он, ухватившись за это выражение, сделает мнимый вывод: «Итак, оно имеет вечность у себя». А если кто, присоединив недостающее, скажет, что не утратило, потому что никогда и не имело (ведь утратить можно то, что раньше имелось), наденет крепкий намордник тому, кто занимается болтовней как ремеслом. И отсюда у тебя, если ты будешь возделывать по уму, вырастет множество примеров, которыми затыкается еретическое пустословие и дерзость.

Но это тебе сказано вкратце о словесных уловках относительно противопоставления и о еретическом суесловии, тогда как вышеназванное сочинение, которое давно используется в диалектических беседах, прекрасно может предоставить более совершенное учение и умозрение. В остальном будь здоров и считай, что я медлю с ответами на твои просьбы из-за недостатка скорописцев, а не потому, что я этими просьбами пренебрегаю.