38 (из "Амфилохий"). Некоторые недоумевают: если Божество, Которое в Сыне, неописуемо, то плоть, которую Он воспринял, либо везде (ибо где Божество, там надлежит быть и ей), либо, ограничиваясь местом, разлучается с Воспринявшим
Не следовало ищущим благочестия и знающим Христовы таинства недоумевать, если Божество неописуемо и вездесуще, повсюду ли плоть, которую воспринял Сын, будет сопростираться Воспринявшему, чтобы не мыслиться разлученной, или, ограничиваясь местом, она будет отрицать, что воспринята. Ведь в этом так называемом недоумении много, даже до бесконечности, безделиц.
И чтобы не показалось, будто мы не трепещем перед страшными вещами, пусть речь лучше предпримет разбор применительно к душе и телу. Ибо что мешает любому желающему сказать: как душа соединена с телом, если она не ограничена местом? Ведь тем, что она не ограничивается, она (как утверждает премудрость пустомель) оказывается отрицающей единство: и как (говоря ближе к чувственному восприятию), притом, что человеческое тело окрашивается в какой бы то ни было цвет, она не принимает цветов? И тело состоит из четырех соков, а она чиста от сочетания жидкостей? И тело поддерживается благодаря попеременно происходящему по кругу наполнению и опустошению, а душа видится выше таких претерпеваний? И еще множество другого, и можно повернуть речь и наоборот: ведь тот, кому любо не быть серьезным в серьезных вещах, но, подобно жонглерам, красоваться софистическими уловками, скажет: если телесный состав соединен с разумной душою, то, как он может быть небесколичествен, если соединенная познается в нем? И как не неосязаем? Но и как подлежит цвету? И как не свободен от тяжести и тяготения, истощения и наполнения? И множество [прочего] вздора. И назовем совокупно столицу вздора, от которой названные глупости нашли путь, чтобы внедриться в рассуждение: если душа соединена с телом, как тело – не душа, а душа – не тело?
Если же говорить такое о душе и теле смехотворно, и природу недоумения побеждает величина бессмысленности, и софистическая болтовня здесь очевидна почти что и неискушенным, то тем паче разве не совершенно уже смехотворно и свойственно не различающим преимущества недоумения перед пустословием разглагольствовать подобным образом о Божественном Слове и о воспринятой от нас природе? Назову наши дела и претерпевания, а скорее, те, что стали своими для непревзойденного человеколюбия Создателя. Как не было изранено Божество, когда тело было пронзено гвоздями, как не было прободено копьем, не было распято? Как, в то время когда истинно соединенный с Божеством состав все это претерпел, оно само, сопребывая с пострадавшим, осталось этим не затронуто? Как оно избежало смерти по своему сущностному определению? Хотя говорится, что Христос Бог наш умер совершенно истинно, потому что отдал за нас на смерть собственную плоть и обитал во гробе, и тридневным Воскресением обновил и утвердил общее воскресение всех.
Но тех, кто ругает Божество страстным, конечно, заставит замолчать вышесказанное, выдвигая обличение от души и тела и многое другое в том же роде; а с таким заблуждением не согласных, приверженных же тому, что нисколько не приемлемее предыдущего и помышляет выбросить из Божественного соединения ограниченность по месту, [опровергнет] и это, и только что сказанное. Однако можно исходить и из их собственных посылок и вести обличение напрямую. Допустив, что Божество повсюду, о добрый человек, как не допустить, что оно повсюду присутствует всецело? Ведь это не менее важно для подобающего Богу достоинства. А если оно все повсюду всецело и в соединившейся плоти Сын существует всецело, хотя Сам Он присутствует везде, а человеческая природа ограничена местом и временем, началом и концом и множеством прочего, то не оставит места мыслить о каком бы то ни было разлучении: а тот, кто выдумывает, будто Божество, где оно ни есть, повсюду присутствует по частям, а не всецело, окажется воображающим Божество ограниченным по месту даже без воспринятой плоти. Ибо «по частям» подразумевает, даже если не говорит, тот, кто утверждает, будто если воспринятое не сопростирается Божественной ипостаси Слова, то оно и не соединено с ней: ведь сопростирание и сопротяжение и тому подобное и что Он не всецело присутствует в сущих и тех, кого осияет, допускают разделение и тем самым рассекают Его единство и неделимость. Если Божество, всюду проходя и все содержа, разделилось, то ищи у него и протяженность и сопростирающееся, да и описание и соописание. Если же ты избегаешь воображать нечто хульное и недостойное Бога (а ты будешь этого избегать, даже не избегая, пока ум твой не лишился мыслительных действий в движении, а если хочешь, и общих понятий), то легче почувствуешь подобающий стыд за величайшие нелепости, выдвигая такие недоумения. Так что кичащийся высказыванием: «Если плоть соединена с Сыном, то она или везде и перешла в неописуемую, или разлучена с Божеством, не в состоянии сопростираться Ему» – приписывает Слову собственный недуг или неведение.
Однако же гораздо более последовательно будет помыслить, что если душевные свойства присущи телу или душа отмечена телесными, то неоткуда будет взяться их соединению, и, даже если его допустить, сочетание соединенных не сохранилось бы. Ибо это было бы превращением одного в другое, а переход в собственно единство, согласно пословице, отстоит от этого не меньше, чем мисийские пределы от фригийских, и любопытствующий о соединении, пугающийся его и гнилым примышлением опровергающий незаметно от себя постановляет превращение Божества в плоть и измышляет размещение вещественной плоти в невещественную и не приемлющую никакого претерпевания или прибавления владычную сущность.
И я еще не упомянул, что присутствие Божества из-за соединения во плоти и присутствие его повсюду хоть и относится к разному значению и смыслу – ведь ведающее и определяющее повсюду Слово не оставляет соединившуюся природу за пределами и общего посещения: ибо все, Творцом чего Бог удостоил стать, Он не отделяет и от Своего присутствия через Промысл, а Тот, Кто осуществляет присутствие через соединение, уделяет его только соединившемуся, но хоть и в разном понимании определяется тот и другой вид присутствия, а дерзко любопытствующий и клевещущий на один будет изобличен как и другого не щадящий. Ибо, пользуясь таким же ходом мысли, он скажет: «Как это Божество будет присутствовать повсюду, если ничему из того, в чем оно присутствует, не свойственно сопростираться с ним? Ведь из-за того, что, в то время как оно присутствует в каждой вещи, каждая вещь не присутствует вместе с ним, но, оставаясь в своем ограничении и природе, оно отсекается от связи с ним, и присутствие Божества повсюду подвергается поношению, потому что все по природе не может быть во всем, и создание не может сопростираться Создателю. Божество приходит к одушевленным? Но с ними нет неодушевленных, значит, они в стороне от такого пришествия. Но оно присутствует у неодушевленных? Опять-таки одушевленным невозможно быть вместе с ними; стало быть, те понесли такой же ущерб, оказавшись за пределами такого присутствия. Ибо наглый вздор велит, чтобы, если что не сопростирается повсюду Сущему, вообще не наслаждалось Его осиянием. Ну разве не премудры ухищрения софистов?»
Но это набросок в общих чертах, а ты, если угодно, исходя из сказанного, мог бы добавить и недостающее.
