Христоотступничество. (Слово в неделю 23-ю, в Петрограде, в домовой церкви гр. И-вой, 9 ноября 1008 года.)
И вот, весь город вышел навстречу Иисусу, и, увидевши Его, просили, чтобы Он отошёл от пределов их (Лк. 8:37; ср. Мф. 8:34; ср. Мк. 5:16–17).
Никогда в жизни Спасителя не было нанесено Ему такого огорчения и оскорбления, выражаясь языком мира, как то, о котором рассказывает нам сегодня слышанное в церкви за литургией Евангелие (Лк. 8:26–39). Никогда не выслушивал Он такой недостойной, такой обидной просьбы, как та, с которой обратились к нему жители страны Гадаринской. Мы знаем, Ему завидовали, Его ненавидели, на Него клеветали; против Него составлялись заговоры, козни; за Ним подсматривали; Его хотели уловить в слове; Ему предлагали искусительные вопросы. Но мы не видим в истории евангельской повторения тех слов, с которыми пришли к Нему гадаряне. Пред ними стоял Учитель и Чудотворец; только что Он совершил величайшее чудо исцеления страшного и буйного бесноватого; только что Он облагодетельствовал и несчастного страдальца, и целую страну, целый город и всё окрестное население, избавив их от опасности и постоянного беспокойства, которое им причинял бесноватый. Благоговеть бы нужно пред Чудотворцем-Учителем, слушать бы Его наставлений просить бы Его подольше остаться среди народа, о котором ещё древний пророк говорил, как о людях, седящих во тьме греха и неведения истины (Ис. 9:1–2).
Что же вместо этого видим?
Весь город, весь народ, – сказано в Евангелии, – вышедши к Иисусу, умолял Его, чтоб Он ушёл из пределов их...
Что это? Где причина столь грубой, столь оскорбительной просьбы?
Погибли свиньи гадарян: вот где причина. Страшно святости и святого: вот где ещё причина. Слово Учителя колеблет привычную жизнь греха, с которой мирно уживалось явное беззаконие (разведение и употребление в пищу свиней, вопреки исповедуемому гадарянами закону Моисееву); оно вносит беспокойство в тину равнодушия и греховности; оно будит сон духовный – эта огненная проповедь, напоминающая о Боге, о Его законе, о запросах и потребностях духа. Итак, лучше жить со свиньями, чем... со Христом: отсюда и такая необычная, невероятная просьба гадарян, обращённая к Спасителю.
Вечная это история, бесконечно повторяющаяся в жизни! Только внешняя грубость её смягчается, только изменяется вид, подставляется иная форма, а сущность часто всецело остаётся та же и в современной жизни, в настроениях, действиях и современных людей, – та же сущность, какую мы видим в словах и действиях гадарян.
Думают обычно, что неверие, маловерие и сомнения в области познания религиозного и истин веры, отступничество от Бога и Христа, – что всё это есть плод и действие просыпающегося ума, запросов разума, смущающегося при сопоставлении будто бы бесспорных выводов науки с положениями и учениями религии, по существу недоказуемыми, приемлемыми только на веру... Глубокое заблуждение! Если часто ссылаются на слова одного поэта и мыслителя, заявляющего, что сущность всей мировой истории в великом и малом, в области человеческих действий, сводится к одному роковому положению, именно к борьбе веры и неверия, – то эту мысль можно принять только в библейском освещении, которое веру соединяет с премудростью и разумом, с благочестием и святостью жизни, a неверие отожествляет с безумием и глупостью, с нечестием и рабством греху. При таком воззрении получает особый и глубочайшей смысл краткое, но сильнейшее изречение Библии: «сказал безумец в сердце своём: нет Бога», и непосредственно далее: «они развратились, – омерзишася в начинаниях, – нет делающего добра, нет ни единого» (Пс. 13:1–3).
Когда пусто и жутко в душе от служения злу и пороку; когда страшно коснуться струн совести спящей, но по природе своей всегда готовой проснуться; когда нужно всю жизнь без остатка, всё время до последней минуты чем-либо занять, чем-либо заполнить, лишь бы не остаться наедине с собой, лишь бы не стать лицом к лицу с внутренним судией, лишь бы не наклонить сознание и совесть на ряд размышлений духовных – о Боге, мире, человеке, о смысле жизни и смерти, о благе и зле, о собственном поведении, о подавляющих и захватывающих своих низких и недостойных интересах, о будущем и грядущей смерти... когда страшно всего этого коснуться; когда знает человек, что на таком суде он не устоит, никого не обманет, не скроет истины, что надобно будет взглянуть прямо в глаза правде и подойти к вопросу, оставить ли жизнь такой, какой она была прежде, или её изменить: тогда мысль о том, что нет ни Бога, ни духа, ни бессмертия, ни суда, временно является единственным лучом радости для грешника. «А ты знаешь, – говорит один юноша другому, – я слышал, ведь Бога нет?!» Так изображает нам один, сам несчастный и жалкий в своих духовных исканиях писатель, эту беседу людей, уже вкусивших отраву греха, и прибавляет, что эта речь, отрицающая существование Бога, была принята слушателем с радостью, с чувством глубокого облегчения.
Но это только минутный порыв, только краткий самообман. Немного размышления, немного пройдёт времени, немного надо отдаться непосредственному сознанию истины, без искусственного духовного самоусыпления, – и радость падает, и захватывает человека глубокая тоска, и муки совести сосут сердце.
Как часто в истории человечества повторялись целые эпохи, в которые люди передовые силились дать такую же безрадостную радость неверия своим современникам! Удавалось это им на несколько времени, – но скоро, очень скоро, обычно тем с большей силой, с неудержимым натиском разливались волны веры, являя высшую, богозданную и вечную красоту нашего человеческого духа!..
Присмотритесь к окружающей нас жизни. Разве не слышим просьбы, обращённой ко Христу, просьбы гадарян свинолюбивых: «уходи от нас, – с Твоим законом, с Твоим учением, с Твоим напоминанием о запросах и интересах высшего порядка, уходи из нашей жизни, из наших законов, из нашего быта и всего уклада жизни»? Уверяют иногда, что всё христианское мировоззрение, или одну, другую часть его люди дико и злобно теперь на наших глазах отрицают потому, что их разум не может принять христианскую истину, как противоречащую положениям науки. Ничуть не бывало! Современные отрицатели именно с наукой-то и не имеют ничего общего, зная её или, точнее, зная о ней только понаслышке, а о пытках и муках сомнения и разума они и представления не имеют.
Нет, здесь не только главное, но более того, – исключительное значение имеет именно соответствующее настроение сердца, расположение воли, весь духовно растлённый строй, у коего разум только в послушании, для коего мнимые выводы рассудка – это только прикрытие и видимое оправдание того, что лежит гораздо глубже, в самом существе духа. Не разум здесь управляет сердцем, а сердце – разумом. «От избытка сердца, а не рассудка, уста глаголят. От сердца исходят помышления злые. Сердце их суетно, и оттого язык их – гроб и яд аспида под устами их. Ожесточение сердца приводит к духовной гибели. Сердцем веруется в правду. Сердце знает горе души своей... На сердце написаны законы Бога. Сын мой, всяким хранением храни своё сердце. Мудрый сердцем принимает заповеди»... Вот ясные и совершенно определённые указания Божественных наставлений и Божественного слова (Мф. 12:34, 15:18; Пс. 5:10, 139:3; Евр. 13:9; Рим. 10:9; Притч. 14:10; Пс. 39:9; Притч. 21:29, 4:23, 10:8). Посмотрите, как они отображаются в словах подвижников, которые, не изучая мирской и ныне входящей в силу науки о душе (психологии), однако, ведо́мые опытом духа, в прозрении благодатного озарения, указывают нам то, до чего только теперь неспешно и робко доходит научное исследование в его последних выводах о жизни и действиях духа. Их оставленные нам в завет и наследие молитвы, наставления представляют яркую и согласную проповедь о силе и значении сердца в области действий разума, постоянное и настойчивое указание на первенствующее и господствующее значение чувства над рассудком. Итак, смотрите теперь на нынешнюю борьбу с Христом, наблюдайте измену Ему в широкой области жизни со стороны людей, именующих себя христианами, замечайте эти просьбы, обращённые ко Христу: «уйди от нас», – от нашей жизни, из нашего мировоззрения, – и знайте, что везде здесь под благовидными фразами о разуме, прогрессе, праве, современности, о культуре, гуманности и прочем – везде говорит развращённое, нечистое сердце, которому больно зреть Бога, которому невместно быть с Его истиной. Будет ли это область политики, государственного строительства, общественных отношений, будут ли это вопросы нравственно-отеческого, а не принудительно договорного и наёмнического характера власти, или вопросы образования и воспитания, личности и семьи, брака, развода, экономических соотношений, условий жизни сословных и бытовых групп: всюду и во всё можно и до́лжно внести, как свет полудня, начало религиозно-нравственное и православно-церковное, – и всюду и всегда, если только предвзятые воззрения, счёты и виды себялюбия, корысти, властолюбия, славолюбия и ложной, так называемой, популярности и тщеславия сталкиваются с религиозно-нравственным началом и им отвергаются, – всюду и всегда, естественно и неизбежно, грех вступает в борьбу со святостью, плоть поборает на дух, т. е., иначе говоря, обращается ко Христу со словом просьбы: дабы Он исшёл от пределов наших... Христоотсупничество не умерло и в наши дни. Гадаряне живы и не умирают!
О, это не робкое моление апостола Петра: «выйди от меня, Господи, потому что я человек грешный» (Лк. 5:8). Это не сознание недостоинства, не желание издали, благоговейно, не смея приблизиться, ударяя себя в грудь, стоя у порога церкви, окаевать себя и идти ко Христу трепетно, умилённо, с жаждой сердца, с тоской богообщения. Нет, это наглое желание удалить от себя Христа навсегда, забыть о нём, и себя самого сделать исходищем мудрости, основой деятельности, и это не ради искания свободы, как часто думают и говорят, а, напротив, из рабьего и унизительного служения земным страстям и привязанностям, суете и гордыне, этим свиньям гадаринским. Живы гадаряне, и не умирают; жаль им их свиней, и не могут они с ними расстаться!..
Но жив и Христос с верными, вчера и днесь. Той же и вовеки! (Евр. 13:8). Из Того и Тем, и к Тому всяческая! (Рим. 11:36). И пусть современные гадаряне, привязавшись к нечистым животным и им уподобившись, стараются изгнать Христа из мира людских отношений и устройства их земной жизни; зато верные, те, которые на себе самих испытали силу и сладость Его благодати, – свободные не только от привязанности к земным нечистым животным, к свиньям, в духовном смысле этого слова, но и свободные и безопасные даже от бесов, бессильных коснуться к достоянию Христову, – будут, подобно евангельскому бесноватому исцелённому, сидеть у ног Его, оболченные и смысленные. Ушли бы и они с радостью туда, идеже их Христос, одесную седя, Первосвященник наш вовеки, но воля Христова повелевает и им, как исцелённому бесноватому, оставаться среди современных гадарян, чтоб им возвещать словом и житием славу, силу и благодеяния Спасителя. И разве не видите, как гадаряне нынешнего мира, при всём желании уйти от Бога и Христа Его, уйти никак не могут, – как не могут уйти от себя самих? Разве не видите, как современные писатели, желая забыть о Боге, только о нём и говорят, если не по собственным запросам духа, то хоть для того, чтобы привлечь к себе внимание и быть услышанными? Разве не видите, как после целых эпох безверия, после духовных блужданий по распутьям мира, после дерзких вызовов Божеству, после самонадеянных заявлений о том, что они могут прожить одни со своим разумом, – а разум без Бога и высшего озарения, воистину, есть гадаринская свинья, способная принять беса гордости и в безумии потонуть и погибнуть, – разве не видите, как современные гадаряне возвращаются потом в тоске, мучимые отчаянием и палимые духовной жаждой к Богу? «Грядёт новая религия», пишут они в нынешних модных литературных произведениях; выводят и изображают они различных богоискателей; целый народ обожая, как нового идола, почитают они его и «творцом Бога», и самим Богом... Что это такое? Как ни нелепы подчас такие выводы новых религиозных исканий, всё же и здесь – признаки духовного голода; всё это есть признание мучительной пустоты души, тоскующей и мятущейся без Бога, без общения с Ним, без Его воли и закона.
Когда человека мучит телесный голод, он в исступлении и безумии, охваченный муками желудка, пустого, требующего пищи, грызёт кожу, глотает тряпки, ест землю. За неимением здоровой и естественной пищи он силится заменить её каким-либо подобием (суррогатом), лишь бы хоть на момент обмануть желудок и дать ему подобие пищи. То же и в области духа... Все эти поиски новой религии, новой истины, – поиски больные, исступлённые, в воспалённых мечтаниях упадающего (декадентского) и гаснущего духа, – всё это – глотание тряпок, земли и глины вместо здоровой пищи...
А здоровое и спасительное питание духовное – у всех на виду, а хранилище его для всех открыто. Не человек, а Бог даровал его, и не человеческому учреждению вверил, а Церкви Богоучреждённой и Духом Божиим водимой и хранимой Он отдал, чтобы всякий желающий принимал от неё питание и питие жизни. Премудрость Божия создала Себе дом – Церковь и утвердила столпов седмь – семь таинств богообщения, и уготовала эту всемирную трапезу, и заклала величайшую и спасительную Жертву – Сына Божия, и послала рабов своих – апостолов, пастырей и учителей – с высоким проповеданием: кто не безумен, иди ко Мне! (Притч. 9:1–4).
Да продлит нам Господь счастье быть участниками этой вечной трапезы не в гибельном христоотступничестве, не в желании отойти от Спасителя, не в настроении гадарян, не в привязанности к свиньям гадаринским, а в вечном общении со Христом, отныне и до века! Аминь.
